Николай Коляда:
«Эта история не про артистов,
а про людей»
Ранее мы рассказывали, что готовим к выпуску новый спектакль – современную комедию Динара Хаматнурова «Love story» по пьесе Николая Коляды «Старая зайчиха». О чем эта пьеса? Как она создавалась? Что хотел сказать автор? Об этом мы расспросили самого Николая Владимировича, который несмотря на всю свою занятость согласился коротко побеседовать с нами по телефону.
— Николай Владимирович, Вам известно, что мы работаем над постановкой Вашей пьесы «Старая зайчиха». Интересно было бы узнать, каким образом к Вам пришла идея этой пьесы? как Вы работали над ней?
— Дело было так. У меня работает артистка Таня. Она рассказала мне такую историю: когда в 90-е годы было совсем тяжело с деньгами и с халтурами, — да и вообще все получали мало денег — их позвали в качестве тайных негритянок в город Лангепас. Для того, чтобы они на Дне города изобразили каких-то таких супернегритянок, которых привезли из Африки. Ну, бандиты концерт делали. Девочки намазались черным — как в пьесе написано — парики черные надели. Милиция держала «оборону» на площади, где проходил праздник, и до артисток было далеко — трудно было рассмотреть настоящие ли это негритянки. Они спели, станцевали, потом их под конвоем милиции посадили в поезд и сказали: «Если кому-то слово скажете — башку оторвем». Они были счастливы, что получили свои деньги. Одним словом, были довольнехоньки. Когда она мне рассказала эту историю, я ржал как собака. Это же дико смешно! Невозможно просто! Чтобы где-то в северном городе изобразить негритянок! Так я и начал потихонечку писать эту пьесу.
— Пьеса Ваша стала широко известна после постановки в «Современнике». Не могли бы Вы подробнее рассказать об истории появления этого спектакля?
— Приехал я в Москву, в «Современник», к Волчек. Она меня спросила: «Что ты там сейчас пишешь?» В ответ я рассказал ей эту историю. Она хохотала страшно вместе со мной, потому что это действительно какой-то дикий капитализм. Это все только в России могло случиться. Она сказала: «Ну, пиши-пиши. Напишешь — пришли мне». Я прислал ей пьесу, через какое-то время она мне позвонила и сказала, что будут играть Гафт и Нина Михайловна Дорошина, а она будет ставить. Они сделали спектакль. Валентин Иосифович придумал другое название. Он придумал, что спектакль будет называться «Заяц. Love story». Я согласился с этим названием. Гафт звонил мне несколько раз: «Я вот тут вот это уберу». «Ну, убирайте», — говорю. Он большой артист, ему можно было бы разрешить. Потом он мне звонит и говорит: «Коль, я уберу вот этот большой монолог про ложечку». Тут я сказал: «Так, стоп, Валентин Иосифович, Вы меня извините, но этот монолог про ложечку — он самый главный». Там есть такие слова: «Если со мной что-то случится, пусть эта ложечка напоминает обо мне». После премьеры он сказал мне: «Слушай, что-то на меня нашло! Ты прав, совершенно верно: нельзя этот монолог убирать ни в коем случае. Он должен звучать». И он его произносил. Спектакль остался на видео, и по каналу «Культура» его иногда показывают. Для меня, конечно, большое счастье, что два великих артиста играли в спектакле по моей пьесе. Играли они долго, лет десять, по-моему. Естественно мы общались и с Ниной Михайловной, и с Валентином Иосифовичем, и с Волчек. Для меня это, повторюсь, большое счастье.
— Постановка в «Современнике» обеспечила Вашей пьесе всероссийскую славу, не так ли?
— Да, потом пьеса пошла по разным театрам России. Где ее только не ставили. Сейчас вот вы ставите в Воркуте. В Казахстане, в Караганде, тоже сейчас идут репетиции этой же пьесы. Меня, конечно, это очень радует. Ее перевели на разные языки народов мира, но я не думаю, что ее там ставили. Ни даже в Польше или Сербии, потому что там не очень понимают русскую специфику, не понимают как так можно. А у нас вот так можно! Пьеса эта идет и у меня в театре уже пятнадцать лет. Играют мои артисты Тамара Зимина и Сергей Федоров. Играют очень замечательно — на этом спектакле всегда полный зал. Я надеюсь, что и у вас получится очень хороший пронзительный спектакль не про артистов каких-то там рвачей, а про людей, которые прожили жизнь и в конце жизни понимают, что «я не могу жить с тобой, и я не могу жить без тебя. Я люблю тебя, но с тобой жить не могу. И я люблю тебя, а жить с тобой тоже не могу». Бывают такие парадоксы несближения в жизни. Я желаю удачи вашему театру, вашим актерам. Передайте им от меня привет большой.
— Обязательно передам. Однако в заключение хотел бы попросить Вас обратиться к нашим зрителям — воркутинцам — и пригласить их на спектакль.
— Для нас, живущих на Урале, да и для любого русского человека Воркута — это далеко-предалеко, холодно-прехолодно. А больше мы ничего не знаем. Я вот ни разу у вас не был. Для нас Воркута — это очень холодно. Потому я пожелаю зрителям, которые придут на этот спектакль, прийти к вам в театр и согреться. Согреться мастерством актеров, их умением передать эмоции, посмеяться вместе с ними, может быть, слезу утереть и помнить, что эта история не про артистов, а про людей. Шекспир сказал: «Весь мир — театр, и люди все — актеры». Наверное какие-то черты своей жизни, своей биографии каждый человек в этом спектакле увидит. И я буду этому очень рад. Приходите в театр согреваться!
Беседовал Артемий Орлов.
— Николай Владимирович, Вам известно, что мы работаем над постановкой Вашей пьесы «Старая зайчиха». Интересно было бы узнать, каким образом к Вам пришла идея этой пьесы? как Вы работали над ней?
— Дело было так. У меня работает артистка Таня. Она рассказала мне такую историю: когда в 90-е годы было совсем тяжело с деньгами и с халтурами, — да и вообще все получали мало денег — их позвали в качестве тайных негритянок в город Лангепас. Для того, чтобы они на Дне города изобразили каких-то таких супернегритянок, которых привезли из Африки. Ну, бандиты концерт делали. Девочки намазались черным — как в пьесе написано — парики черные надели. Милиция держала «оборону» на площади, где проходил праздник, и до артисток было далеко — трудно было рассмотреть настоящие ли это негритянки. Они спели, станцевали, потом их под конвоем милиции посадили в поезд и сказали: «Если кому-то слово скажете — башку оторвем». Они были счастливы, что получили свои деньги. Одним словом, были довольнехоньки. Когда она мне рассказала эту историю, я ржал как собака. Это же дико смешно! Невозможно просто! Чтобы где-то в северном городе изобразить негритянок! Так я и начал потихонечку писать эту пьесу.
— Пьеса Ваша стала широко известна после постановки в «Современнике». Не могли бы Вы подробнее рассказать об истории появления этого спектакля?
— Приехал я в Москву, в «Современник», к Волчек. Она меня спросила: «Что ты там сейчас пишешь?» В ответ я рассказал ей эту историю. Она хохотала страшно вместе со мной, потому что это действительно какой-то дикий капитализм. Это все только в России могло случиться. Она сказала: «Ну, пиши-пиши. Напишешь — пришли мне». Я прислал ей пьесу, через какое-то время она мне позвонила и сказала, что будут играть Гафт и Нина Михайловна Дорошина, а она будет ставить. Они сделали спектакль. Валентин Иосифович придумал другое название. Он придумал, что спектакль будет называться «Заяц. Love story». Я согласился с этим названием. Гафт звонил мне несколько раз: «Я вот тут вот это уберу». «Ну, убирайте», — говорю. Он большой артист, ему можно было бы разрешить. Потом он мне звонит и говорит: «Коль, я уберу вот этот большой монолог про ложечку». Тут я сказал: «Так, стоп, Валентин Иосифович, Вы меня извините, но этот монолог про ложечку — он самый главный». Там есть такие слова: «Если со мной что-то случится, пусть эта ложечка напоминает обо мне». После премьеры он сказал мне: «Слушай, что-то на меня нашло! Ты прав, совершенно верно: нельзя этот монолог убирать ни в коем случае. Он должен звучать». И он его произносил. Спектакль остался на видео, и по каналу «Культура» его иногда показывают. Для меня, конечно, большое счастье, что два великих артиста играли в спектакле по моей пьесе. Играли они долго, лет десять, по-моему. Естественно мы общались и с Ниной Михайловной, и с Валентином Иосифовичем, и с Волчек. Для меня это, повторюсь, большое счастье.
— Постановка в «Современнике» обеспечила Вашей пьесе всероссийскую славу, не так ли?
— Да, потом пьеса пошла по разным театрам России. Где ее только не ставили. Сейчас вот вы ставите в Воркуте. В Казахстане, в Караганде, тоже сейчас идут репетиции этой же пьесы. Меня, конечно, это очень радует. Ее перевели на разные языки народов мира, но я не думаю, что ее там ставили. Ни даже в Польше или Сербии, потому что там не очень понимают русскую специфику, не понимают как так можно. А у нас вот так можно! Пьеса эта идет и у меня в театре уже пятнадцать лет. Играют мои артисты Тамара Зимина и Сергей Федоров. Играют очень замечательно — на этом спектакле всегда полный зал. Я надеюсь, что и у вас получится очень хороший пронзительный спектакль не про артистов каких-то там рвачей, а про людей, которые прожили жизнь и в конце жизни понимают, что «я не могу жить с тобой, и я не могу жить без тебя. Я люблю тебя, но с тобой жить не могу. И я люблю тебя, а жить с тобой тоже не могу». Бывают такие парадоксы несближения в жизни. Я желаю удачи вашему театру, вашим актерам. Передайте им от меня привет большой.
— Обязательно передам. Однако в заключение хотел бы попросить Вас обратиться к нашим зрителям — воркутинцам — и пригласить их на спектакль.
— Для нас, живущих на Урале, да и для любого русского человека Воркута — это далеко-предалеко, холодно-прехолодно. А больше мы ничего не знаем. Я вот ни разу у вас не был. Для нас Воркута — это очень холодно. Потому я пожелаю зрителям, которые придут на этот спектакль, прийти к вам в театр и согреться. Согреться мастерством актеров, их умением передать эмоции, посмеяться вместе с ними, может быть, слезу утереть и помнить, что эта история не про артистов, а про людей. Шекспир сказал: «Весь мир — театр, и люди все — актеры». Наверное какие-то черты своей жизни, своей биографии каждый человек в этом спектакле увидит. И я буду этому очень рад. Приходите в театр согреваться!
Беседовал Артемий Орлов.
